Индейская душа (часть III:Церемонии и Символика Культа)
ИНДЕЙСКАЯ ДУША
III. ЦЕРЕМОНИИ И СИМВОЛИКА КУЛЬТА
Публичных религиозных обрядов у индейцев равнин - немного, и те большей частью современного происхождения и принадлежат по существу к так называемому «переходному периоду». Считается, что этот период берет начало с незаметно проникающего влияния на их обычаи и поведение после встречи с господствующей расой, а многие племена были подвержены ему задолго до прекращения кочевой жизни.
Торговцы пушниной, священники «Черные Одежды», военные, и наконец протестантские миссионеры, были людьми, начавшими разрушение индейских народов и ниспровержение их религии; примерно семьдесят пять или сто лет назад они принудили эти племена перейти к жизни в резервации. У нас нет достоверных знаний об этих племенах до переходного периода, когда виски и торговля уже развратили их родные идеалы.
В эпоху реконструкции они изменяли свои обычаи и верования непрерывно, создавая своеобразную смесь христианства с языческими суевериями, и дополняя старый фольклор неузнаваемыми библейскими историям, подаными с индейской точки зрения. Даже на их музыке сказывается влияние католических гимнов. Большинство материала, собранного современными наблюдателями, неизбежно имеет разнородный характер.
Примечательно, что первым эффектом от встречи с белыми было усиление жестокости и варварства, возрастание темных теней в картине! Именно поэтому «Пляска Солнца» индейцев равнин, наиболее важная их общественная церемония, была извращена, ею стали злоупотреблять, пока она не стала ужасным проявлением варварства, и в результате была запрещена правительством.
В старые времена, когда воин сиу оказывался в пасти самой смерти, он мог предложить молитву своему отцу, Солнцу, ради продления своей жизни. Избежав неминуемой опасности, он должен был отблагодарить божественного покровителя и устроить Пляску Солнца, согласно клятве, в которой он объявлял прежде, что не боится ни пытки, ни смерти, но просит жизнь только ради тех, кто любили его. Таким образом, суровое физическое испытание было выполнением клятвы, и своего рода искуплением того, что иначе могло показаться предосудительной слабостью перед лицом смерти. Это было в характере моления и благодарственной жертвы «Великой Тайне», через материального отца, Солнце, и не выражало молитву о будущей удаче.
Церемонии обычно проводили через шесть месяцев или год с момента клятвы, чтобы тщательно подготовиться; всегда в разгаре лета, и перед большим и важным собранием. Они, само собой, включали в себя пиршество и раздачу большого дикарского богатства в честь случая, хотя это не было необходимой частью религиозного обряда.
Когда наступал день установления столба, последний приносила группа воинов, возглавляемая каким-нибудь уважаемым человеком. Выбранное дерево было от шести до восьми дюймам в диаметре у основания, и двадцати - двадцати пяти футов в высоту.
Столб выбирали и очень торжественно срубали вместе с церемонией «полной трубки», а потом несли на носилках, как символ тела человека, устраивавшего пляску. Одинокое типи ставили на ровном месте неподалеку от селения, и с такой же церемонией вблизи него в центре круглого ограждения из свежесрубленных веток поднимали столб.
Тем временем, один из наиболее знаменитых наших стариков вырезал из сыромятной кожи, а позднее из дерева, две фигуры, обычно - человека и бизона. Иногда фигурка птицы, представлявшей, как считалось, Гром, заменяла бизона. Было общепринято окрашивать человека красным, а животное - черным, каждый подвешивался с разных концов крестовины, надежно привязанной приблизительно в двух футах от вершины столба. Я никогда не слышал, чтобы этот крест имел определенное значение; вероятно, не более чем случайное драматическое совпадение увенчало Столб Пляски Солнца символом христианства.
Краска показывала, что человек, собиравшийся воздавать благодарность публично, был потенциально мертв, но ему позволило жить таинственное покровительство и вмешательство Подателя Жизни. Бизон висел напротив изображения его мертвого тела, потому что был поддержкой его физического «я» и ведущей фигурой в знаниях легенд. Следуя той же самой мысли, когда человек этот выходил из уединенной палатки и приближался к столбу, чтобы танцевать, нагой, если не считать мокасин и набедренной повязки, с распущенными и вымазанными глиной волосами, он должен был тащить за собой бизоний череп, представляющий могилу, из которой он убежал.
Танцору делали надрезы или насечки на грудной клетке, достаточные, чтобы потекла кровь и возникла боль, естественное сопровождение его метафоричной смерти. Он вставал напротив певцов, лицом к столбу, и с черепом на кожаных ремнях, которые были просто привязаны к его плечам. В более поздний период, разрезы делали на груди или сзади, иногда и там и там, через них проходили деревянные шпильки, привязанные ремешками к столбу или к черепам. Так он танцевал без перерыва в течение дня и ночи, или даже дольше, постоянно пристально глядя на солнце днем, и дуя время от времени в священный свисток из кости гусиного крыла.
В последние времена этот обряд был сильно искажен и превратился в обычный ужасающий показ физической силы и выносливости под пыткой, почти наравне с европейским представлением боя быков, или более того с современным рингом. Кроме того, вместо искупления или благодарственной жертвы, он стал сопровождать просьбы об успехе в войне, или в набеге за лошадьми врага. Число танцоров увеличилось, и они должны висеть подвешенные к столбу за собственную плоть, которую им нужно разорвать, чтобы освободиться. Я хорошо помню, как мы обсуждали в нашем жилище исчезновение этой простой, но важной церемонии, потерю ею всякого смысла и ценности под давлением деморализующих дополнений, которые были плодом первых контактов с белым человеком.
Возможно наиболее замечательная организация, когда-либо известная среди американских индейцев, была «Великая Знахарская Палатка», по-видимому, косвенный результат деятельности ранних миссионеров иезуитов. В ней легко узнаваемы европейские идеи, и кажется разумным предположить, что ее создали, чтобы основать орден, который успешно противостоял бы вторжению «Черных Одежд». Как бы там ни было, неоспорим факт, что единственные религиозные лидеры, сколько-нибудь значимые, рождавшиеся среди коренных племен начиная с появления белого человека, «Пророк шауни» в 1762, и пророк-полукровка «Пляски Духов» в 1890, оба основывали свои притязания или пророчества на евангелистских историях. Таким образом, в каждом случае индейского религиозного возрождения или помешательства, которое более или менее угрожало захватчику, проявлялось отчетливое чужое начало.
Знахарская Палатка родилась среди племен алгонкинов и своими ответвлениями распространилась постепенно повсюду, в конце концов, начав влиять на сиу долины Миссисипи и создав крепкий оплот против трудов первых миссионеров. Она сохранилась, почти без изменений, практически до восстания 1862 г., когда поражение, голод и лишение свободы обратило разбитые сердца моего народа к принятию христианства, которое, казалось, предлагало им единственный проблеск доброты или надежды.
Орден был тайным, и кое в чем мало отличался от Свободных Масонов, являясь союзом или собранием многих палаток, каждая из которых имела свои отличительные песни и снадобья. Лидерство в ордене было ранжировано по старшинству, и его можно было получить только заслугами; женщинам допускалось членство в обществе на равных правах, с возможностью добиться самых высоких почестей. Никто не мог бы стать членом ордена, если не был высокоморален, все кандидаты испытывались в течение года или двух, а убийцы и неверные супруги исключались. Заповеди, провозглашенные этим орденом, были по существу те же, что и Десять Моисеевых, так что он оказывал прекрасное моральное воздействие, помимо его основной цели - введению в тайны правильного целительства.
В этом обществе исчерпывающе обучали, как использовать и применять на практике все известные нам лечебные корни и травы, это делали главным образом старики, более молодые члены учились, чтобы прийти на места тех, кто скончались. Моя бабушка была известной и удачливой практикующей знахаркой, а мои мать и отец были членами ордена, но не практиковали.
Знахарство или «мистическое пиршество» не был публичным занятием, разве что только при избрании новых членов, и в этих случаях все «знахарские сумки» и тотемы различных палаток выставлялись напоказ, и исполнялись особые «Знахарские Песни». Еда раздавалась только между приглашенными гостями, а не хозяевами, или палаткой, дающей пир.
«Великая Знахарская Пляска» устраивалась в случае принятия тех кандидатов, кто прошел испытание, или нового члена, призванного занять места умерших с момента прошлой встречи. Приглашения рассылались в виде маленьких связок табака. Два очень больших типи ставили в сотне футов друг напротив друга, они были полуоткрыты и соединены коридором без крыши и с колоннадой свежесрубленных сучьев. Одна из этих палаток была для общества, устраивающего пляску, и новичков, другую занимали «бойцы», чьей обязанностью было подавать закуски, и поддерживать порядок среди участников. Они отбирались из числа лучших и самых храбрых воинов племени.
По окончании приготовлений члены каждой палатки наряжались и раскрашивались согласно их ритуалам, а затем они входили в зал по отдельности гуськом, и их вел старейшина или «Великий Вождь». Стоя перед «Палаткой Бойцов», лицом на закат, их глава обращался напрямую к «Великой Тайне» в нескольких словах, после чего все протягивали вперед на уровне плеча правую руку с открытой вверх ладонью, и пели в унисон короткий молитвенный призыв, заканчивая глубоким: «Э-хо-хо-хо!». Это преставление, по-настоящему впечатляющее, повторялось перед палаткой руководителей, лицом к рассвету, после чего каждая палатка занимала свое место, а песни с плясками следовали своим чередом.
Заключительная церемония, наиболее драматическая по своему характеру, была инициированием новичков, завершивших подготовку предыдущей ночью. Они выходили теперь перед главной палаткой и вставали коленопреклоненно на ковер богатых одежд и мехов; мужчины, стоявшие по правую руку, были обнажены и раскрашены черным, только напротив сердца было круглое красное пятно, тогда как женщины в лучших одеяниях собирались слева. И те, и другие были с распущенными волосами, словно в трауре или ожидании смерти. Равное число великих знахарей, каждый из которых был назначен к одному из новичков, стояли к ним лицом в середине коридора, или, может, футах в пятидесяти.
После тихой молитвы, каждый знахарь обращался к своему подопечному, призывая его блюсти все правила ордена пред оком Мистического, и уча его обязанностям по отношению к собратьям и к Правителю Жизни. Затем все принимали позу великолепной мощи и достоинства, легко припадая к земле, словно прыгая вперед в состязаниях по бегу и крепко сжимая их знахарские сумки в обеих руках. Махнув руками вперед в тот же самый момент, они произнесли все вместе гортанное и пугающее «Э-хо-хо-хо!» Посреди безмолвного молчания, они делали шаг вперед, другой, третий, заканчивая примерно метрах в пяти от ряда коленопреклоненных жертв, размахивая священными сумками, которые словно могли вложить всю их мистическую силу в тела вступающих. Последние тотчас же падали вперед, словно потеряв жизнь.
При этой волнующей кульминации раздается сильный грохот барабанов, и пляска начинается с новой силой. После нескольких поворотов пляски на простертые тела набрасывали прекрасные накидки и другие одежды, которые позже преподносились как дары, и вступающим разрешалось вернуться к жизни и участвовать в заключительном танце. Все представление было явным символом смерти и воскрешения. Я не могу предполагать, что этот сложный ритуал с использованием публичной всем слышимой молитвы, публичной проповеди и других европейских особенностей, проводился когда-либо до сравнительно недавних времен, но, несомненно, в него добросовестно верили его члены, и в свое время люди относились к нему с почтением. Но позднее оно становилось все безнравственнее и попало под подозрение в колдовстве.
Несомненно, что индеец причислял целительство к духовным вещам, но и здесь он также был неправильно понят; фактически, все, что он считал священным, без разбора называется «шаманством» в смысле тайны или волшебства. Как лекарь, он был сначала очень искусен и часто удачлив. Он применял только те целительные кору, корни и листья, чьи свойства он хорошо знал, используя их в форме дистилляции или чая всегда по отдельности. Его ценным открытием было желудочное или внутреннее промывание, а паровая или турецкая ванна использовалась повсеместно. Он мог весьма успешно соединить сломанную кость, но никогда не применял никакой хирургии. Вдобавок ко всему этому, знахарь обладал сильным личным магнетизмом и авторитетом, и он часто стремился восстановить равновесие больного через умственное или духовное влияние - своего рода примитивная психотерапия.
Слово сиу для исцеления - «ва-пи-йя» буквально означало исправление или воссоздание. «Пэй-жи-у-та» (буквально корень) означает лечение, и «вакан» обозначает дух или таинство. Так три понятия, порой действующие совместно, были тщательно разделены.
Важно помнить, что в давние дни «знахарь» не получал никакой оплаты за услуги, они носили характер благородного служения. Когда мысль об оплате или обмене воцарилась среди нас, и за лечение болезни стали требовать ценные подарки и вознаграждение, это повлекло за собой жадность и соперничество и привело ко многим безнравственным методам, а также к возвышению современного "фокусника", который являлся вообще обманщиком и самым гнусным мошенником. К счастью, его день фактически закончен.
Всегда стремясь установить духовное товарищество с миром животных, индеец принимал того или иного зверя как свой «тотем», символический девиз его общества, семьи или рода. Вероятно, выбранное существо было традиционной прародительницей, поскольку у нас рассказывают, что у Первого Мужчины было много жен из звериного народа. К священному зверю, птице или рептилии, представленными их чучелом или грубым рисунком, относились с почтением и несли с собой в битву, чтобы обеспечить защиту духов. Символические свойства бобра, медведя или черепахи, такие как мудрость, хитрость, храбрость, и т.п., как предполагалось, должны были мистически перейти к носителю знака. Тотем или амулет, используемые в лечении, были обычно таким же и у знахарской палатки, к которой принадлежал практикующий знахарь, хотя некоторые великие люди могли похвастаться особым откровением.
Две церемонии использовались, насколько я мог установить, повсеместно среди американских индейцев, и, очевидно, были фундаментальными. Они уже были упомянуты - «инипи», или паровая баня, и «шан-ди-ху-па-йя-за-пи», или церемония трубки. В наших легендах и традициях сиу эти две стояли выше всех остальных, потому что шли с самых древних времен и сохранились до последнего.
В нашем мифе Создания или истории Первого Человека, паровая баня была волшебством, использованным «Тем-кто-был-Сотворен-Первым», чтобы дать жизнь мертвым костям его младшего брата, убитого чудовищами бездны. На берегу Великой Воды он выкопал две круглых ямы, над одной из них он построил низкую ограду из ароматных ветвей кедра, и в ней он собрал вместе кости брата. В другой яме он развел костер и нагрел четыре круглых камня, которые он прикатил один за другим в палатку из ветвей. Закрыв все щели кроме одной, он пел мистическую песнь и одновременно брызгал водой на камни связкой шалфея. Немедленно поднялся пар, и как говорит легенда, «здесь появилась жизнь». Второй раз он разбрызгал воду, и голые кости застучали вместе. В третий раз он будто бы услышал тихое пение изнутри домика; и в четвертый раз голос воскликнул: «Брат, выпусти меня!» (Нужно заметить, что число четыре - волшебно или священно у индейцев).
Эта история показывает традиционное происхождение «инипи», которое среди индейцев считалось самым главным для очищения и обновления своего духа. «Инипи» использовалось и лекарем и больным. Каждый должен пройти очищающую баню и потом окунуться в холодную воду, чтобы подготовиться к любому духовному кризису, к возможной смерти или грозящей опасности.
Не только само «инипи», но и все, что использовалось в связи с мистическим событием, - ароматные кедр и шалфей, вода, и особенно обкатанные водой валуны, - считались священными, или, по меньшей мере, назначенными для духовных целей. Скале мы давали особое почтительное имя - «Тункан», сокращение слова сиу «Дед».
Природные валуны входят во многие наши торжественные церемонии, вроде «Пляски Дождя», и «Пира Девственниц». Одинокий охотник или воин почтительно предлагает полную трубку «Тункану», в уединенном ознаменовании чуда, для него столь же подлинного и священного как воскрешение Лазаря набожному христианину.
Есть легенда, как Первый Человек заболел, и Старший Брат научил его церемониальному использованию трубки, чтобы молиться духам для облегчения и утешения. Эта простая церемония очень обыденна, ежедневное выражение благодарности или «благодарения»; но она и клятва верности и честных намерений, когда воин участвует в рискованном предприятии, она входит в его «хамбедай», или уединенную молитву, которая как дым или фимиам поднимается к Отцу Духов.
Во всех военных церемониях и в лечении использовалась особая трубка, но дома или на охоте воин пользуется личной. Измельченный табак смешивался с ароматной корой красной ивы, и слегка спрессовывался в чашечке длинной каменной трубки. Молящийся степенно разжигал ее и выпускал один-два клуба дыма; затем, стоя прямо, он молчаливо предлагал ее Солнцу, нашему отцу, и Земле, нашей матери. В современных вариациях трубки предлагаются Четырем Ветрам, Огню, Воде, Скале и другим стихиям или почитаемым предметам.
Много религиозных праздников являются местными и специфичными по своему характеру, воплощая молитву об успехе в охоте или войне, о дожде или обильных урожаях, но эти два - символы нашей религии. Крещение нам заменяет «инипи», очищение паром, и в нашем святом причастии мы разделяем успокоительный фимиам табака вместо хлеба и вина.
